Shark's Home Page

20040305 | Сказка про Восьмое марта (by Мисилюк В. О.) ::.:.:..

Сказка для взрослыхУ бабки Нюры умирала дочка. Единственная кровиночка. Никого больше у бабкине осталось, кроме Люсеньки на этом свете. Люсеньки, да зятя. Мужа дочкиногонепутёвого. Но какой из зятя родственник? И ведь молодая ещё женщина -Люсенька. Всего-то пятьдесят годков. Ещё и пожить толком не успела,порадоваться. Всё детство и молодость проболела. Туберкулёз врачи ставили.Потом вроде поправилась чуток. Даже замуж вышла. И вот на тебе! Новая напасть.Рак.

Бабка Нюра родила Люсеньку во грехе. Тогда не бабкой была она ещё, авосемнадцатилетней глупой девчонкой. Мать её, покойница, часто причитала:
— Не доведёт тебя, Нюрка, доброта твоя глупая до добра! Либо в подолепринесёшь, либо ещё чего похуже. — И так ведь и вышло! Мать как в водуглядела. Только не стало к рождению Люсеньки матери уже. Померла в войну,сердешная.

А ведь был у бабки Нюры до войны жених! Николай. Красавец писаный. Как усыотпустил — ну чистый граф. Не зря в селе поговаривали, что не крестьянского онроду. Старше Нюры на четыре года.

Как высмотрел он в шестом классе сельской школы зеленоглазую красавицу срусой косой, так сразу ей и сказал:

— В армии отслужу, и мы с тобой, Анна, поженимся! — А Нюрка и невозражала. И все говорили, что пара они друг другу. Это потом уже Нюра отработы да жизни несчастливой состарилась быстро. А тогда первой красавицейбыла. Добрая только слишком, да глупая. А перед тем, как на фронт идти,подарил ей Коля кольцо обручальное. Ему оно по наследству от матери досталось.Красоты неописуемой. С огромным изумрудом под цвет Нюркиных глаз.

— Жди! — Говорит. — После войны сразу поженимся! А в сорок третьем на негопохоронка пришла.

И в другом оказалась права мать-покойница. Разве у такой дурыдобросердечной удержится какое добро в доме? Стало Нюрке фашиста одногопленного жалко. За селом пленные немцы работали. Новые каменные коровникистроили. В селе после войны мужиков почти совсем не осталось. Так, на расплодпара-тройка. Так председательша колхоза договорилась пленных к ним на работыопределить. А Нюрка дояркой работала. Как раз мимо пленных на дойку ходила. Ивот пожалела она фашистика одного. Совсем ещё мальчишечка. Лет восемнадцатьбыло ли ему? Доходил он уже. Глаза серые строгие, запавшие. Волос на головепочти нет. А кисти рук из шинели торчат распухшие, как подушки. И все вгнойниках и в коросте. Нюра, дура, в первый раз, когда охранник отвернулся,ему морковку кинула. Он заулыбался, закивал:

— Карашо! — А грызть не может. Зубы шатаются, а из дёсен кровь течёт. Аглаза голодом горят. И поняла Нюрка, что жить ему осталось всего ничего. А нарешения она и тогда скорая была. Сразу к начальнику конвойному:

— Отпусти ко мне подкормиться. Ведь помрёт малец через неделю.

— Не положено!

На другой день, это аккурат на восьмое марта случилось, принесла Нюрканачальнику кольцо своё обручальное. Память о Коленьке. Редкой красоты былокольцо. Сейчас бы сказали, что не один десяток тысяч долларов стоило. Да жизньчеловеческая всё равно дороже.

Начальник конвойный молодой был. Тоже, небось, невеста или жена молодая унего. Как полыхнуло колечко огнём зелёным, в Нюркиных глазах отразилось, так ине удержался. Разрешил за кольцо кормить пленного. Даже в баню иногда ночьюотпускал, тайно.

И стала Нюрка фашиста этого откармливать да лечить. Австрийцем оноказался. Из города Вена. Звать Пауль. Он даже повоевать не успел. Только нафронт прибыл — и сразу в плен. Вот и кормила его Нюрка хвоёй сосновой, даотварами из трав лечебных, что в лесу появляться стали. И что себе готовилапокушать, пополам с тем Паулем делила. А заодно уж русскому языку его обучала.Только тупой он к учению оказался. Всё у него «карашо» да «карашо». А чего жхорошего?

В селе как узнали, что Нюрка фашиста кормит (про кольцо только она, даначальник конвойный знали), все пальцами у виска крутили:

— Что с дуры возьмёшь? — А через полгода увезли куда-то пленных тех.

Потом жизнь закрутила Нюрку заботами да тревогами. Никак врачи у доченькиЛюсеньки не могли туберкулёз вылечить. Плюнула Нюрка на врачей, да стала самалечить. Травки настаивала, редьку с мёдом тёрла. А потом, отчаявшись, сталаенотов в лесу за деревней ловить, и Люсеньку ими кормить. У енота нора прямаяи короткая. Не то, что у лисы. Его легко ловить. Ёлочку небольшую срубишь, ответок очистишь, тонкий конец её ножом расщепишь на четыре лепестка. И имивперёд палку ту в нору суёшь. Нащупал енота — начинай смолистую палку в егогустой шерсти накручивать. А потом доставай, как пробку штопором из бутылки.Енот с перепугу мёртвым прикидывается, не сопротивляется совсем. Много енотовскормила Люсеньке Нюрка. И вылечила-таки туберкулёз тот клятый!

В селе опять все судачили:

— Вот дура, пацанку свою собачатиной кормит!

Потом в жизни вроде как полегче стало. Выучилась Люсенька. В городпереехала. Замуж вышла за фельдшера. Вроде можно стало чуток вздохнутьпосвободнее, да опять жизнь не заладилась. Пить стал зять! А Люсенька еголюбит. Бросать не хочет. Как с дитём малым нянчится. А своих детей ЛюсенькеБог не дал. Да и откуда детям взяться, если жена болеет, а муж пьёт?

А теперь вот рак! Опять лёгкие больные оказались, будь они неладны! Хирургв городе сказал бабке Нюре:

— Если операцию сейчас не сделать, в муках скоро помрёт твоя Люсенька. — Аоперация сумасшедших денег стоит. Бабка Нюра ничего за жизнь и не скопила. Акто скопил чуток в селе, у тех правительство реформами своими всё вымануло.Одолжить не у кого. Только и осталось у бабки богатства, что домина еёогромный. Из сосновых брёвен в два обхвата сложен был этот дом ещё Нюркинымпрадедом. Кому теперь это старьё надобно?

Но решила бабка Нюра продать дом, на операцию чтоб денег наскрести. Асамой к дочке в город переехать. Сколько ей той жизни осталось? Не долго зятястеснять будет. А-то негоже это, когда доченька-кровиночка, раньше матери вземлю ляжет.

А жизнь бабке Нюре скучать не даёт. Новый сюрприз приготовила! Зять домаеё приветливо встретил, вроде рад даже. И дом тёщин удачно так продалмиллионеру какому-то: не только на операцию, а ещё и на жизнь хорошую деньгиостанутся. Если тратить экономно! Вот что значит образованный человек.Нюрка-то всю жизнь дояркой проработала, а тут — фельдшер! Почти учёный. Вотпоехал этот учёный деньги у миллионера получать в село, опять на Восьмое мартакак раз. Да на радостях с Нюркиными соседями и напился. Даже до станции недошел, так в канаве у дороги и свалился. А когда проснулся — нет денег!

— Что же ты, собака лесная, енот ты пучеглазый, себе думал, когда ту водкупил? — Кричала бабка Нюра. — У тебя ведь жена помрёт скоро! Хоть бы яблок одиней купил, вместо водки, перед смертью порадовал!

Да что толку кричать? И так ясно — не будет Люсеньке операции! Стала бабкасама Люсеньку лечить. Для начала поехала в село. Там, за её домом, в лесныхзаветных местах, много трав лечебных появляться по весне стало. Бабка Нюракое-что в них понимала. Глядит, а дома её уже и нет! Даже печки не осталось.Участок бульдозерами расчищен ровно, и уже фундамент под новый богатый домрабочие заканчивают.

— И днём, и ночью работают! — Сообщила соседка. — Позавчера спать ложилисьс мужем — стоял ещё твой дом. Утром выглянули в окно — уже нет его! Богачкакой-то дом себе строит. Торопится. А как твоя Люсенька? Не сделали ей ещёоперацию?

Не стала горевать бабка Нюра по своему родному дому. Некогда горевать.Дочку спасать нужно! Собрала она травки целебные, да в город поехала. Заметилатолько, что соседи вроде пьяницы оба были, а жить теперь лучше стали. Машинановая иностранная у них во дворе появилась. Да хозяин к дому гаражпристраивает, гвозди в доски колотит. У всех понемногу жизнь налаживается,только бабке Нюре не везёт.

Через пару месяцев стала Люсенька меньше кашлять и задыхаться. А всё равнохудеет, и не ест ничего. Только материны настои пьёт.

А в начале лета на бабкино имя привезли дипломаты московские здоровеннуюпосылку из Австрии. Из города Вена. Бабка Нюра сперва не поверила. Какие тут,в глуши, дипломаты. Но ей документик показали, и в бумажке какой-торасписаться заставили. А в посылке флакончики маленькие в термоконтейнере. Иинструкция на немецком языке. И ещё записка, написанная корявыми печатнымибуквами:

— Это ест медикамент от канцер — мой изобретений. Нужна производитиньекций в попа. Будет карашо. Пауль.

— Так и не научился, австрияк несчастный, русскому языку! — Сказала бабкаНюра. Зять никаких вопросов не стал задавать. Он в последнее время задумчивыйкакой-то ходил. А вот пить совсем бросил. Флакончики он в холодильник спрятал,так что для продуктов совсем места не осталось. И начал уколы делать.

И Люсенька ожила. Правда, почти восемь месяцев колол зять ей эти уколы,пока она на человека похожа стала. Раздобрела. Румянец заиграл на щеках. Глазаматерины зелёные засверкали теплом и добротой. Тоска смертная из них исчезла.Стала даже бабка Нюра замечать, что зять её с Люсенькой свет у себя в комнатепогасят, а сами ещё долго кроватью скрипят. Никак не засыпают. Разговаривают,наверное, шепотом.

А тут и хирург Люсенькин нарисовался. Про свою пациентку вспомнил.

— Ну, как, бабушка, собрали деньги? — Как Люсеньку увидел, бросилсяинструкцию на немецком языке читать. Грамотным оказался.

— Так Вы, Анна Тимофеевна, оказывается, связи с лучшей европейскойклиникой имеете? Пауль этот на весь мир известен! На его деньги клиникапостроена. А лекарство это экспериментальное. И строго индивидуальное. Я читалего работы. Раньше его исследования секретными были. А в прошлом году ихопубликовали. Но нужен образец лёгочной ткани больного, чтобы с помощью геннойинженерии вырастить клетки, убивающие рак. Интересно, кто у Вашей Люси кусочеклегкого брал? В нашей больнице я что-то этого не припомню!

Бабка Нюра из его слов почти ничего не поняла, а зять, фельдшер хренов,что-то сообразил.

— А если взять ткань близких родственников, тоже можно лекарство сделать?- Задал доктору вопрос.

— Я про это не читал, но думаю, что если это ткань матери или отца, тонабор генов будет тот же. Так что теоретически это возможно. А вот муж понашим медицинским понятиям — и не родственник жене вовсе. Гены не те!

— И зачем только таким дуракам непутёвым медицинское образование дают? Всёравно какие-то Гены там за них всё решают! — Разозлилась на зятя с хирургомбабка, и заперлась у себя в комнате.

Через неделю пришло Люсеньке и бабке Нюре приглашение в город Вену наобследование. Срок назначался на восьмое марта. И билеты на самолётприлагались.

— Интересно, что это, Вы, мама, там обследовать будете? — Возмущался зять.- На Вас же пахать можно. Это мне у австрийских психиатров лечиться уже пора.Наши не справятся. Я уже год с Вами вместе живу! Скоро совсем умом тронусь!Эх, хоть бы раз в жизни на заграницу посмотреть!

— Это он не со зла. Это он за нас радуется так. — Определила бабка Нюра. -Вообще-то он хороший. И Люсенька его любит. И он её. Просто не умеет онрадоваться по-человечески от жизни этой собачьей.

Прилетели Нюра с Люсенькой в Вену. Встречают их вежливые люди. И по-русскикак хорошо говорят! Везут в лимузине в клинику, обследуют. Бабке Нюре,почему-то особенно тщательно сердце исследовали. Потом приглашают к директору.Встречает их подтянутый маленький старичок. Крепкий ещё, вроде гнома. Самлысый, но с седыми гусарскими усами. В костюме шикарном. Увидал! Из-за столавскочил! Обниматься бросился! Как улыбнулся он, так бабка Нюра Пауля и узналасразу. Зубы его кривые, от цинги пострадавшие, узнала. Кривые, да все свои. Невыпали, как и у бабки Нюры. Вот что хвоя сосновая делает! Пауль бумажками срезультатами обследования трясёт. Улыбается:

— Карашо, карашо! — Бормочет.

— Совсем, старый хрыч, забыл русский язык. — Подумала Нюра. — Зря, видно,я его учила. Не способный оказался. Даром, что директор клиники.

Бабка от всех волнений и впечатлений устала, и стала злиться. А чегозлиться-то. Дочка здорова, сама тоже, слава Богу! Радоваться надо. А Пауль ирадуется. Люсеньку обхаживает. К себе всех на виллу зовёт. Шале они уавстрияков называются, на манер швейцарских. И бабке с Люсенькой как-то егоречь корявая всё понятней и понятней становится. Не совсем, оказывается, тупойк языкам этот Пауль.

— Сегодня восьмое марта! — Говорит почти по-русски. — Женский день. Будемпраздновать. Теперь, — говорит, — можно. Долго мне с Вами увидеться не давали!Теперь-то Вы никуда от меня не денетесь!

Часа два до его шале ехали на машине. И вот, среди соснового леса, нагорушке, видят бабка с Люсенькой свой родной дом. Как во сне. Даже лес почтитот же. Чуть их обоих инфаркт не хватил! Не зря фашист проклятый, сердце бабкеобследовал. И ещё смеётся!

— Дом твой по брёвнышку и кирпичику разобрали, и самолётом сюда! -Хохочет.

А внутри всё современное. Пауль только печку русскую оставил. Даже ванна сгорячей водой появилась.

— Живи тут со мной, Нюра. — Говорит. — Сколько нам жить-то осталось?

— Да как же я дочку-то нашу брошу?

— Да она большая уже! И здоровая! Карашо! Мы, старики, ей не нужны! -Смеётся Пауль, и Люсеньку обнимает. А та — вроде так и надо. — В гости к намприезжать будет с зятем. Я ей на месте твоего дома новый выстроил.Трёхэтажный. Можно въезжать, и жить. Всё есть, и мебель, и телевизоры, и дажекоза!

— Коза-то зачем?

— Козье молоко Люсеньке нашей очень полезно для лёгких. — Вот ведь фашисткакой! Ну, как, скажите, с таким жить? Ведь даже русского языка толком незнает! А туда же — козу купил!

А если я расскажу, что у соседей бабки Нюры, что после продажи её домажить богато стали, всё сгорело? Ещё через год, точно на восьмое марта. И дом,и гараж новый с машиной иностранной. Еле сами выскочить успели! Ведь Вы неповерите?

А поверите, что на свадьбу бабке Нюре Пауль то самое обручальное колечко сизумрудом подарил, что она за его жизнь начальнику конвойному отдала? Тотначальник в конце восьмидесятых эмигрировал в Германию, да не прижился там.Вот от бедности колечко и выставил на аукцион. Еле на распухший от тяжелойработы мизинец оно бабке Нюре влезло.

А свадьбу они когда сыграли? Догадайтесь с трёх раз? Думаете, восьмогомарта? А вот и не угадали! Свадьбу они сыграли в день святого Валентина!Покровителя всех влюблённых. Не дотерпели, значит, они до следующего восьмогомарта.

Скорее всего, не поверите Вы мне. Скажете:

— Сказки старый дурак рассказывает. А мы уши развесили!